5 часов утра. Будильник на мобильнике так мерзко трезвонит... Даша высунула из-под одеяла руку, попыталась нащупать телефон, ударилась ребром ладони об угол стола, зашипела сквозь зубы от боли. Утро. Мерзкое утро. Надо вставать, вылезать из такой уютной постельки. Оставлять до вечера анатомическую подушку, легкое, но теплое одеяло, постельное белье - ах, эти простыни, наволочки, пододеяльники! Постельного белья у Даши было много. Она шила его сама - такое, как ей хотелось. Часто ходила по магазинам тканей, участвовала в совместных закупках с фабрик - а затем кроила, сострачивала на одолженной у родственницы швейной машинке. На ее белье летели совы, паслись олени, неспешно шествовали через саванну жирафы и слоны, разлетались по оранжево-желтому полю яркие бабочки, распускались нежные цветы. Трудно подняться с такого великолепия. Но вставать надо - иначе можно опоздать на работу. Надо одеваться. Затягивать, зашнуровывать, запирать тело в нижнее белье, в колготы, платье; громоздиться на каблуки. Прятать лицо за маску из косметики. Даша предпочитала быть естественной. Голой. Да, вот так, не обнаженной, не нагой - голой. Никакого кокетства, сила, простота, правда. Но это - невозможно. Даже в одной легкой тунике - балахоне, которая почти не стесняет движений - выйти невозможно. Слишком соблазнительно колышутся под тканью нежные, сладкие, аппетитные выпуклости женского тела, слишком привлекают они внимание. Это - опасно. Жить женщиной - больно и опасно.
В тесной ванной невозможно развернуться, чтобы не задеть коленом унитаз или ванну. Даша рассматривает себя в зеркало - губы подсохли, обветрились. Надо мазать их кремом, массировать щеткой, обводить карандашом, покрывать блеском - чтобы были свежие, живые. А там... там губы распускаются, как бутон - под воздействием жара изнутри. Страсть - единственная краска, которая нужна губам. Поднимается из нутра волна вожделения, похоти - и губы становятся влажными и красными без блесков и помад... Там. Не здесь.
Даша умывается, подкрашивает лицо, надевает обтягивающий топ, свободные брюки, коротенькую, до талии, курточку, подхватывает сумку, выходит из дома. На работу нужно ехать на электричке - в электричке лучше всего смотреть в пол. Он - честен. Он не пытается казаться лучше, чем он есть. Немного пыли, немного грязи, кем-то оброненный фантик от леденца - фантики чаще всего бывают синими. Даше нравится синий цвет - дома, в ящике стола, у нее лежит тяжеленький, гладенький кулон в виде сердца из синего стекла. Он привезен из Венеции, возможно даже со знаменитого Мурано. Даша украшений практически не носит - но это сердечко ей очень нравится, иногда она его достает, греет в ладони, ласкает пальцами, вглядывается в синюю глубину - и фантазирует, какому невероятному существу оно могло бы принадлежать. Во сне она видела мужчину с асфальтово-серой кожей и синими прядками в волосах воронова крыла - может быть, сердце у него такое вот, синее?
Первые десять минут поездки можно еще смотреть в окно, на лес. Но уже через пару остановок деревья сменяются унылыми коробками домов. Лица людей - пассажиров не менее унылы. Неприятные, уродливые. Плохая кожа, плохие волосы, плохие зубы в плохо накрашенных ртах. У Даши рот тоже накрашен, глаза подведены темной линией, ресницы вычернены тушью. Иначе на работу приходить нельзя - сразу получишь выговор. Дарья - от природы яркая, броская - с косметикой на лице превращалась в диву. А работала она официанткой. В баре, иногда в кафе - они принадлежали одному хозяину, и тот менял смены, как ему было удобно. Сегодня Даша ехала в кафе - а значит, выходить нужно было не на конечной, а на третьей станции. Она это не любила - турникеты на промежуточных остановках не пропускали по проездному, приходилось либо вести переговоры с кассиром - "работать языком" - либо идти по виадуку на соседнюю платформу, где спуск пока не закрыли - "работать телом". Сегодня Даша выбрала поработать телом - общаться ни с кем не хотелось. Звякнул колокольчик над дверью кафе, пропуская ее внутрь.
6-30. Егор вскочил в заднюю дверь трамвая. Холодно, как же холодно сегодня на улице! В вагоне теплее, но не намного. Он чувствовал, что простыл - даже отметил момент, когда это произошло, словно внутри переключился тумблер "вкл / выкл", "здоров / болен". Неподалеку от остановки, где он ждал свой транспорт, ранние пташки - дворники развели костер и жгли какой-то мусор, а может палую листву. Егор смотрел на огонь - и ему казалось, что становится теплее. Но потом костер потушили - и его начал бить озноб. В кармане лежало несколько сушек - Егор раскрошил их в пальцах, высыпал на асфальт - в этом месте всегда было много птиц, голубей и воробьев, он надеялся, что кто-нибудь прилетит поживиться, и глядя на теплые птичьи тела, сбившиеся в плотную толпу над крошками, толкающие и согревающие друг друга, он тоже хоть немного согреется. Но никто так и не прилетел. Зато подошел нужный трамвай - и вот он сидит в вагоне, единственный пассажир, дышит на пальцы. Заспанный кондуктор взял деньги за билет - и ушел на свое место, досматривать какой-то, видимо, очень интересный сон. Еще 15 минут - и Егор будет на месте.